Ближний юг — терапия для московского жителя
Далеко от Москвы - это не обязательно Омск или какая-нибудь инопланетная Чита. Это уже за Тулой, сравнительно поздно присоединённой к московским землям. Князья вели экспансию на север и восток, и это было вполне объяснимо: на юге - Орда, на западе - Литва. Южная граница, в отличие от западной, ползла вниз пропорционально ослаблению татарского могущества, что обещало русским жирную почву, жаркое лето, сполохи зарниц по ночам и короткие густые дожди - залётное дыхание Азии вдалеке от её географических пределов. Всё это легко найти в городах южных губерний, где странное отсутствие моря - единственное, хотя и значимое отличие от крымских курортов. Такая же томимая толпа на остановках, белые дома, ослепшие от солнца, потные сифоны ядовито-ярких газировок и мороженое из ревущего холодильника.
В Орле есть даже песчаные обрывы по берегам мелкого Орлика, дерзко напоминающие ракушечник в какой-нибудь Керчи. Хрупкие слоистые стены нависают над буйной растительностью, в которой то и дело попадаются пенсионеры на отдыхе. Тут больше никто не загорает, разве только алкаши, но они это делают в одежде. Кстати, их не так и много. В отличие, кстати, от городов Нечерноземья, находящихся в зоне сильного и порой разрушительного московского влияния. Москва - колоссальное тело, чьи сокращения сотрясают окрестности на сотни километров. Города Золотого кольца с их менее ухватистыми соседями грустно смотрят в сторону столицы, привыкшей забирать всё лучшее и появляться в виде кавалькады иномарок по Ярославскому шоссе на летний уик-энд. Даже какой-нибудь далёкий Муром, куда модно наведываться больше из Нижнего Новгорода, по нелепости своего устройства напоминает дальнее Подмосковье. Города в зоне московского влияния чего-то боятся и заметно стесняются. Когда-то считали, что это на совести «красных» губернаторов. Но тот же Орёл всегда входил в «красный пояс», а чувство города - совсем другое. Может, всё дело в ландшафтной прелюдии, в танце чернозёмной пшеницы на живописных подступах? Гений места, мистика...
Иначе как, например, объяснить неимоверное количество писателей, имевших самое прямое отношение к Орловской губернии? Против одного, хотя и тяжело оснащённого Льва Толстого с его тульским имением здесь выступают Иван Тургенев и Николай Лесков, Иван Бунин и Леонид Андреев, менее известный широкой публике, но не менее важный для гуманитарной истории отечества Тимофей Грановский и даже Михаил Бахтин, чей отец был орловским дворянином. Для каждого сделан свой именной музей, не считая коллективного Музея писателей-орловцев. Самый присяжный - тургеневский, самый интимный - андреевский, самый казённый - лесковский. Бунин на ремонте, никак не могу оценить. Бахтин, увы, пока не в счёт - открыт в 2005 году к Первому всемирному конгрессу бахтиноведов (этим словом давно не запугаешь западных славистов; у нас его только научились произносить, но уже рьяно национализируют). Музея Бориса Зайцева нет, но он тоже родился в Орле. Жившему здесь Афанасию Фету поставлен памятник у местного отделения Союза писателей. Для города в триста тысяч с небольшим жителей - явная аномалия.
«Орёл - городишко маленький, образованной публики мало, часто возят симпатичных гимназистов из Москвы и Петербурга, но в музеях пустовато. Видите, за нами ходят и выключают свет - экономят электричество». Сотрудник музея Тургенева по имени Евгений Васильевич, похожий тем не менее не на Базарова, а на профессора тартуской русской кафедры Павла Семёновича Рейфмана, иногда отвлекается от своего обстоятельного, насыщенного подробностями, трезвого, остроумного и такого непривычного рассказа о жизни любезного Ивана Сергеевича. Я в жизни не слышал таких экскурсий. Автор безвременно покинувшей нас «Русской жизни» Дмитрий Данилов, судя по его тексту полуторалетней давности, тоже не имел такого опыта до посещения Орла. Он дал мощный литературный портрет Евгения Васильевича; мне добавить нечего - только отослать к статье «Ангел мой, дружочек», не помню, правда, в каком номере. За таким рассказчиком ходишь и не устаёшь. Ему нелегко идти - всё-таки человек в летах, но, похоже, он привык не уставать. Это не просто работа. Но неистового, убийственного служения нет и следа. Саркастический человек Евгений Васильевич едко курит «Беломор» на залитом солнцем крыльце музея и позволяет себе лишь раз ввернуть общее место, что культура-де никому не интересна, а это сами знаете чем грозит. «Ну, я пойду в конференц-зал, а то у нас тут литературный вечер готовится. Уже пришли репетировать номера, надо присутствовать». Вот так. Образованных, может, и мало, да на литературный вечер набирается...
В имении Спасское-Лутовиново, что под Мценском, уже менее самобытная обстановка. Научные работники в традиционных контрах с начальством. Реставрация проведена аккуратно, но не без налёта гламура. Сложно сказать, почему, например, его нет в Ясной Поляне со всеми её катаниями на лошадках мимо яблоневого сада и дворовых построек. Наверное, рядом с Толстым это как-то естественно получается. Собственными ушами слышал, как молодой отец в шортах «Адидас» вёл карапуза по аллее к могиле Толстого со словами: «Пошли, сынок, к деду Лёве сходим!» Тургенев же был человек выморочный, предки его так и не восстановили громадный дом XVIII века, а уж сам он был явно к этому не способен - где уж там наставнику Гонкуров и Флобера заниматься приусадебным хозяйством. Эта неспособность безошибочно чувствуется. И всё же странное жилище, состоящее из одного крыла и одной галереи, трогает своей человечностью, напоминая, что и «дом Льва Толстого в Ясной Поляне стоит как-то косо», как заметил Виктор Шкловский в изруганной книжке «Тетива. О несходстве сходного». Аллеи парка проложены в виде цифры XIX, на этом их достоинства исчерпываются. Сюда нужно приехать, чтобы именно «прикоснуться», а не тусоваться, есть и пить, оставаясь на весь день, как в Ясной Поляне.
Непонятно только, как Тургенев ездил из Орла на такое расстояние, - на лошадях и даже с учётом приличных рессор это поездка на целый день. Впрочем, «дистанциями огромного размера» в России никого не удивишь. В Орле, пожалуй, писателю и делать-то было нечего. Сейчас дом, в котором якобы происходило действие романа «Дворянское гнездо», пребывает в довольно жалком состоянии, но это часть народной топографии, а не площадка для будущего музея. В этом даже что-то есть. В Орле это загадочное общее свойство - ничего нет, а интересно, атмосферно.
На пороге музея Лескова молодящаяся смотрительница листает журнал Biography. Мужчина с волосами, собранными в хвост, фотографирует дочь на фоне беседки над рекой. Нарядная молодёжь отправляется в торговый центр. В Москве это бесит, потому что донельзя густо, а тут радуешься за неё - значит, есть работа, достаток, не всё на корню загибается. Никто не спешит - провинция. Но и праздных людей почти не видно. С десяток тёток умело ковыряются с клумбами в виде улиток, таксисты не ржут на стоянке, а лихо возят пассажиров, из кабины автовышки высыпают мойщики окон в новых комбинезонах. Вечером, как в южном городе, на улице медлительная толпа, от которой исходит нега и ноль агрессии. Спрашиваю у портье в гостинице (советская руина на пути к азиатскому евроремонту, но в городе есть и приличные отели с выученным персоналом), где ближайший продуктовый магазин. Совсем не отчуждённая дама за стойкой улыбается и кричит: «Паш, покажи!» Степенный пузан, явно отставной военный, выходит на крыльцо и принимает позу маршала Кутузова у Казанского собора в Петербурге. «Итак, супермаркет «Атолл»! - произносит он со значением. - Первый светофор налево, затем светофор направо, увидите залитое огнями новое здание (акцент на слове «новое»). Там у нас всегда открыто!» При этом он делает неопределённый жест, который приписывается дяде Стёпе - доброму милиционеру. Типа в добрый час. Традиция, что ли? На стоянке у гостиницы белобрысый парень с бородой принимает номерок, поднимает шлагбаум и салютует аналогичным образом.
На границе Тульской и Орловской губерний стоит крашенный серебрянкой скульптурный дуэт - Толстой и Тургенев. Вместо пионера с горном, женщины с веслом или шахтёра с отбойным молотком. Тут кончается притяжение столиц и начинается большая страна, состоящая, как полагается, из отдельных провинций. Здешний чернозём прорастает чуть старомодной памятью о великой русской литературе. Скоро она выветрится, как берега Орлика, но место ещё долго будет притягивать. Чем - непонятно.
Смотрите также:
Как рассказали в правительстве Магаданской области, в суровом краю решили активнее развивать туристическую отрасль
